Айгуль Забирова,
доктор социологических наук, профессор,
главный научный сотрудник КИСИ при Президенте РК
Что мы на самом деле думаем о справедливости и что она означает в казахстанском контексте? Социальная справедливость означает восприятие людьми справедливости в распределении ресурсов, а именно доступ к качественному образованию и медицине, жилью, справедливость в труде и вознаграждении, равенство перед законом и защиту прав, а также возможность продвижения вверх по социальной лестнице, независимо от происхождения, связей или этноса.
Иначе говоря, справедливость чувствует каждый человек, даже ребёнок в детском саду может сказать: это не честно! Мы уже рождаемся с тонким чувством равенства и нарушения нормы. Именно поэтому справедливость не является роскошью, это социальная необходимость, которая находится в основе доверия, социальной устойчивости и мирного сосуществования. Несправедливость же, напротив, означает отказ в признании, именно она, как показывают философы, причиняет самую глубокую боль человеку.
В одном из исследований КИСИ мы задали вопрос: «Согласны ли Вы с тем, что люди, которые усердно работают, должны быть за это вознаграждены?». С аналитической позиции это утверждение отражает нормативное ожидание, представление о том, каким общество должно быть.
Большинство респондентов (66,6%) полностью согласны с этим утверждением, 32,0% согласны, 0,8% не согласны, 0,2% полностью не согласны и 0,3% затруднились ответить. Этот вопрос является своего рода лакмусовой бумажкой, указывающей на то, что если люди согласны с этим утверждением, то они верят в индивидуальную справедливость и меритократию. Верят в то, что если человек старается, то он(а) заслуживает большего, и общество должно это обеспечить. Несогласие с этим утверждением означает критику системной несправедливости: «Я могу стараться, но кто-то другой получит должность благодаря связям, и это несправедливо». Таким образом, это аналитически позволяет понять не только ценность труда в обществе, но и устройство общества, работает ли оно так, что честный труд действительно вознаграждается?
Итак, большинство респондентов согласны с утверждением, но давайте посмотрим, имеются ли какие-то расхождения во взглядах в нашем обществе, если заглянуть глубже? Например, по языку, возрасту, доходу, полу или занятости? Корреляционный анализ показывает, что пол (коэф. Пирсона равен -0,005), возраст (коэф. Пирсона равен -0,003), доход (коэф. Пирсона равен 0,055), образование (коэф. Пирсона равен -0,019), занятость (коэф. Пирсона равен -0,002) и тип поселения (+0,004) не играют решающей роли в идее справедливого вознаграждения за труд. Корреляция между этими показателями и изучаемым явлением отсутствует. И это новая реальность.
Дело в том, что долгое время мы, социологи, опирались на «большую шестёрку» – это пол, возраст, образование, доход, занятость и тип поселения. Эти переменные были понятными, легко измеримыми и казались надёжным объяснением социального поведения человека. Весь двадцатый век социология развивалась в логике классового, возрастного, сельско-городского анализа. Иначе говоря, когда социологи спрашивали, кто вы по профессии, где вы живёте и сколько вам лет, то всё это позволяло нам предположить, как человек думает. Но сегодня традиционные оси анализа теряют объяснительную силу в контексте фундаментальных ценностей. Это скорее всего свидетельствует о становлении новой социальной реальности, в которой такие ценности, как трудолюбие и вознаграждение за усилия, воспринимаются как универсальные и надстратификационные нормы, разделяемые широкими слоями населения, независимо от их положения в социальной иерархии. Кстати говоря, современные теоретики социологии уже отразили эти новые явления. Ульрих Бек в социологии «общества риска» исследует, как ослабевают классовые рамки, а идентичности и ценности становятся все более «персонализированными». Мануэль Кастельс в теории о переходе к сетевому обществу показывает, как на смену классическим социально-демографическим маркерам приходят новые принципы стратификации, связанные преимущественно с доступом к информации.
Какие можно привести примеры потери объяснительной силы традиционных индикаторов? Как женщины одного возраста в Казахстане могут жить в «параллельных мирах»? Они говорят на разных языках, смотрят разные телеканалы и могут быть подписанными на разных блогеров в социальных сетях. То есть женщина 35 лет с высшим образованием может в равной степени оказаться успешной карьеристкой в Астане, домохозяйкой в Туркестане или бизнесвумен в Актобе. У них могут быть совершенно разные ценности и взгляды, разные потребности, хотя социально-демографически они принадлежат к одной группе – женщины одного года рождения.
Почему так происходит? Быстрая модернизация, региональные различия, языковые различия разрушают однородные, ранее предсказуемые группы. Чем дальше, тем большую роль приобретают такие символические маркеры, как медиаполе, религиозность или опыт миграции. Объяснительную силу начинают приобретать совершенно другие переменные, такие как опыт неравенства или культурные коды. Судя по всему, это происходит потому, что идёт рост значимости идентичности, а не статусных позиций. Все это становится «новыми ключами» к пониманию общества, а «традиционную шестёрку» наверное можно сравнить со старой географической картой, на которой уже не видно новых дорог. Таким образом, получается, что вера в труд и справедливое вознаграждение не является только личным убеждением, ценность справедливого вознаграждения за труд стала настолько универсальной и разделяемой, что больше не зависит от различий между группами. Она становится не просто мнением, а частью общественного консенсуса.
Снижение значимости социально-демографических маркеров является важным наблюдением и говорит о том, что в современном Казахстане зарождаются новые линии смыслов, которые формируются не по классу, не по месту жительства и даже не по образованию или доходам, а по другим, пока ещё не до конца понятным, основаниям. Возможно, перед нами первые признаки изменения самой логики социальной структуры, когда ключевые идеи и моральные ориентиры перестают «принадлежать» отдельным социальным группам, а начинают объединять гораздо более широкие аудитории.
Конечно, это не значит, что социальные различия исчезли. Но это значит, что модель анализа, которую социологи использовали десятилетиями, уже не охватывает всё происходящее. А значит, и сама социология должна меняться, чтобы успевать за обществом, которое становится всё более сложным, гибким и непредсказуемым.
В нашей выборке есть и не согласные с утверждением о том, что люди, которые усердно работают, должны быть за это вознаграждены, – 0,8% респондентов несогласных и 0,2% полностью несогласных с этим утверждением. Что может значить несогласие с этим утверждением? Респонденты, которые не согласны с утверждением, могут считать, например, что усилия не всегда определяют результат из-за влияния коррупции или неравного доступа к ресурсам. Это означает критичность респондентов к идее меритократии, понимание меритократии как прикрытия системного неравенства, либо эти респонденты могут склоняться к более фаталистическим или коллективистским взглядом, например, говоря, что успех зависит не только от труда, но и от удачи, связей или судьбы. Что можно сказать о 0,3% респондентов, затруднившихся ответить? Возможно, они не верят, что это достижимо в Казахстане, либо не имеют определенного мнения на этот счет.
Итак, наши данные указывают на ценностный идеал трудолюбия и справедливого вознаграждения за усилия как глубоко укорененный в общественном сознании. И это согласие выполняет важную морально-компенсаторную функцию, отражая коллективную надежду на социальный порядок, в котором все усилия будут оценены по достоинству, по справедливости.
Социологический опрос проведен в период с 11 мая по 22 июня 2024 г. по заказу КИСИ. Объем выборочной совокупности – 8 000 респондентов. В опросе принимали участие респонденты старше 18 лет из 17 областей и городов республиканского значения Астаны, Алматы и Шымкента.
